Оценка эффективности институтов РАН будет проведена в конце 2016 года, а бюджет академии из-за кризиса был сокращен всего на 5%. В редакции «Газеты.Ru» завершилось онлайн-интервью с руководителем Федерального агентства научных организаций (ФАНО) Михаилом КОТЮКОВЫМ.
«Газета.Ru»:
– Здравствуйте, Михаил Михайлович. Спасибо, что пришли. Мы вас долго ждали, приглашали. Приятно, что вы нашу площадку цените. Мы собрали больше ста вопросов от научной общественности. Начнем мы с того, которому посвящены многие вопросы, это тема, которая еще не один месяц будет актуальна в научном сообществе, – реформа РАН.
– Доброе утро. Я хочу со своей стороны вас поблагодарить за то, что мы имеем возможность общаться, и не только сегодня, наше общение носит системный характер, постоянно работаем, больше двух лет. И я бы назвал наше общение конструктивным – вы задаете вопросы, которые интересуют общественность, мы стараемся на все вопросы отвечать, что делаем и сегодня.
Александр Владимирович Дроздов:
– Глубокоуважаемый Михаил Михайлович! Оцениваете ли вы работу ФАНО? Успешна ли она? Каковы критерии этой оценки? Какие результаты работы возглавляемого вами агентства вы считаете полезными?
Сергей:
– Поясните на цифрах: лучше или хуже стало работать учёным РАН после того, как институтами стало управлять ФАНО?
Александр:
– А кто, все-таки, был инициатором реформы РАН?
– Вопрос фундаментальный, он важный. Однозначно на него ответить непросто. Само реформирование на сегодня сложно назвать завершённым. Обсуждается ещё ряд системных решений, по которым должна быть выработана позиция. Напомню, что у нас – мы об этом уже много раз говорили – ещё не завершён процесс консолидации научного бюджета. В большом количестве государственных программ есть научные подразделы, которые между собой пока ещё не скоординированы. В этом году в государственной программе развития науки и технологий как раз хотя бы индикативно эти средства должны быть отражены. И должен быть создан некий совет, который бы мог обсудить необходимость дополнительной координации. Мы, со своей стороны, сегодня уже приступили к предметному взаимодействию с федеральными министерствами, которые имеют научные бюджеты, с госкорпорациями, для того, чтобы скоординировать нашу работу. Имею в виду, что в основе своей фундаментальные исследования и коллективы, которые этими исследованиями занимаются, работают в организациях, подведомственных Федеральному агентству. А уже министерства и корпорации могут являться заказчиками прикладных работ, с последующей возможностью внедрения результатов в промышленную практику, реальный сектор экономики. Думаю, что этому вопросу в 2016 году будет уделено достаточно много внимания, чтобы на практике появилось как можно больше систем, работающих от научной идеи до внедрения. Это является одним из важных направлений, которое позволит с одной стороны, повысить востребованность результатов научной деятельности, а с другой стороны, собственно, это приведет, как мне представляется, к большей устойчивости нашей экономики по многим направлениям, позволит снизить зависимость от иностранных технологий и разработок.. И что является для нас принципиально важным, это позволит повысить, в том числе, и привлекательность работы в научно-исследовательском секторе, когда учёный или коллектив смогут не только внедрять свои научные результаты, но и получать соответствующие дополнительные отчисления от промышленного производства и использования решений.
По текущим результатам могу сказать, что мы системно, и в 2014 году, и в 2015 году, работали над вопросами, например, повышения оплаты труда научных сотрудников. Есть определенные успехи, есть увеличение зарплаты, как в номинальном выражении, так и в соотношении со средними заработными платами по соответствующим регионам. Я часто встречаюсь с коллективами, с директорами, несколько встреч было проведено и совсем недавно, в январе. Вот докладывают, что в ряде институтов заработная плата уже превышает тот самый 200-процентный уровень по соответствующему региону. Конечно, это не во всех организациях происходит. Но те коллективы, которые занимаются научно-исследовательской деятельностью на высоком уровне, имеют, в том числе, грантовые и хоздоговорные программы, уже сегодня вышли на все эти индикаторы, которые были расчётными к 2018 году. И таких коллективов много. Мы эти усилия поддерживаем. И, в том числе, выделяем дополнительные средства на повышение фонда оплаты труда этим институтам.
Многие ваши читатели спрашивают – почему зарплата низкая, как на эти деньги прожить и так далее. Здесь нужно всегда иметь в виду, что заработная плата должна зависеть от результатов работы, от её качества и востребованности. Вы знаете о том, что нам подведомственны более семи сотен научных организаций, где работает большое количество научных сотрудников. И говорить о том, что у каждого будет зарплата 200%, конечно, не приходится. Где-то она будет выше 200%, – и такие примеры есть, а где-то она будет чуть ниже. Но мы должны ориентироваться на то, чтобы средняя зарплата по системе составляла эти самые 200%, с учётом повышения эффективности работы в каждой конкретной организации. Поэтому если говорить об организациях состоявшихся, организациях-лидерах – это одна история. Если говорить об организациях, которые должны, в какой-то степени выполнять функции, обеспечивающие содействие исследованиям, наверное, здесь уровень оплаты все-таки будет чуть пониже. Но должен быть всегда баланс, должен быть определенный, скажем так, разный уровень, чтобы была мотивация стремиться к повышению – в том числе к построению собственной карьеры – у каждого исследователя. Соответственно, это приведет к более высокому уровню и оплаты труда, и научного признания. Должна быть мотивация, мы не планируем проводить «уравниловку» всех к общему знаменателю. Мотивационные факторы – они имеют принципиально важное значение и должны обязательно в системе быть сохранены.
Общие итоги реформы, наверное, здесь вряд ли нужно комментировать специально. Непосредственно итоги нашей работы за 2015 год и планы на 2016-й мы в декабре многократно на разных площадках подводили, а также советовались с учёными, с научной молодёжью. Поэтому, в принципе, все это обсудили, по всем ключевым вопросам, где нам необходимо предпринять усилия в 2016 году, мы определились. Соответственно, будем сейчас работать. Могу сказать, что нам удалось сделать. Считаю принципиально важным: мы за прошлый год провели инвентаризацию научной инфраструктуры, которой располагают наши институты. Причем это сделали не чиновники, а учёные.. Речь шла о выявлении уникальных установок, о центрах коллективного пользования, для того, чтобы эти площадки имели чёткую систему бюджетирования. И что ещё важнее – понятную систему доступа к возможностям этой научной инфраструктуры для учёных, работающих в различных организациях. Соответственно, сейчас мы уже перешли в практическую плоскость по этим направлениям. В итоге было выявлено более 150 таких возможных центров.
И ещё один важный момент. Мы провели серьёзную работу по программе развития кадрового потенциала. Могу сказать, что мы набрали хороший темп темпы по выборам директоров научных организаций. Было много опасений, что введённые возрастные ограничения создадут кадровый вакуум. Но в большинстве случаев эти опасения не подтверждаются. Есть кандидаты, которые и по возрасту соответствуют всем ограничениям, и имеют достаточно серьёзный уровень научных достижений, что, соответственно, позволяет проводить выборы в коллективе. Особо отмечу, что в крупнейших научных институтах, Институте ядерной физики в Новосибирске, Физическом институте имени Лебедева в Москве директорами избраны достаточно молодые учёные, примерно возраста 50 лет и моложе. Поэтому мы можем уверенно двигаться дальше, кадровый потенциал у нас есть. Мы будем продолжать работу с молодыми учёными, чтобы в этой программе были как раз мотивационные основы для дальнейшего развития научного потенциала. Чтобы на разных этапах люди могли в эту программу включаться, получать возможность повышать как уровень научных компетенций, так и уровень управленческих навыков, проходя различные дополнительные, в том числе и образовательные, программы.
– Наших читателей до сих пор волнует вопрос: кто все-таки инициировал реформу РАН?
– Вы знаете, агентство появилось уже после того, как все решения были приняты. Поэтому искать инициаторов – не совсем наша задача. Да и времени, честно говоря, на это особо нет. Поэтому мы работаем над реализацией всех тех базовых положений, которые предусмотрены законом, указом президента, актами правительства, в общем, двигаемся вперед.
Газета.Ru:
– Сразу на несколько, от трех до пяти вопросов, ответили. К каким-то мы темам ещё вернемся. Я бы от себя с ходу хотел, по первой части вашего ответа, задать уточняющие вопросы. Вы сказали про прикладные результаты, про внедрение. То есть, по сути, это решение задачи, о которой много сейчас говорят у нас в стране, это взаимодействие науки и бизнеса. Можете чуть подробнее все-таки про это сказать, ваше видение, как эту проблему (о том, что у нас это взаимодействие науки и бизнеса в стране не очень отлажено) можно решить? И в этом году, и вот конкретно с помощью ФАНО, с помощью учёных институтов.
– Этот вопрос, как один из ключевых, мы представляли с самого начала работы. И его нам фактически неизменно задают на всех встречах с коллективами. И есть разные ситуации, разные истории успеха. В одном месте есть десяток патентов, но нет никакого внедрения. А в другом месте, в рамках института, создан десяток малых инновационных предприятий, которые работают, собственно, исключительно на разработках самого института. Это разные истории. Необходимо более активно, с одной стороны, использовать опыт лучших практик, которые существуют. А с другой стороны – это принципиально важно – найти те площадки, на которых бы объединялись представители научных коллективов и заказчиков. Мы же понимаем, что если у компании денег достаточно, она встает перед выбором: либо купить готовую технологию, в основном за границей, либо инвестировать – что может быть долго и рискованно – в собственные исследования и наработки – вдруг получится, вдруг не получится.
Экономические условия в последние годы непростые. Но мы всё же видим и положительные результаты. Например, в прошлом году ряд наших институтов заявили о том, что у них восстанавливаются контакты с российскими компаниями. То есть, так или иначе, организации обращаются в институты за разработками, за какими-то идеями. Конечно, мы понимаем, что путь от идеи до внедрения может быть достаточно долгим. И быстрых экономических результатов он может не дать. Но то, что диалог между наукой и бизнесом восстанавливается – уже очень хорошо. Мы со своей стороны, в рамках программы фундаментальных исследований, запускаем несколько пилотных проектов, когда коллективы, работающие по схожей научной тематике, договариваются о некой координации внутри самих себя. Здесь не требуется никаких административных решений, кроме предоставления площадки для встреч, для общения. У нас есть несколько таких примеров, когда 5–6–10 институтов, расположенные в разных регионах, но работающие по схожей тематике, готовят единую координационную программу. И дальше, объединив этот потенциал, более чётко структурируются конечные результаты. И, соответственно, разговор с возможным потенциальным заказчиком получается более предметным. Несколько программ таких есть. Особо могу выделить первую из них, она связана с новыми материалами, с материаловедением. Там участвуют институты сибирские, поволжские, московские. А возможными, скажем так, конечными заинтересованными в результатах получаются несколько секторов промышленности. Понятно, что новые материалы – они достаточно востребованы по разным направлениям. И даже первое пилотное общение, когда мы выносим результаты на площадки федеральных министерств, которые непосредственно работают с отраслями экономики, с предприятиями, в общем, показывает, что качество этого взаимодействия может быть существенно улучшено. В том числе способствуют такой работе проекты по типу программы «ИнноТомск». Распоряжением правительства утверждена такая программа, на площадке Томской области создаются специальные условия для взаимодействия научных организаций – это и наши институты, это и университеты, и конкретные предприятия и организации. Это позволяет, во-первых, иметь общую площадку для встреч и общения, а с другой стороны, консолидировать усилия. Как раз программа по материаловедению родилась в том числе на основе такого общеорганизационного механизма. Это один из примеров, когда дополнительная координация привела к появлению качественно нового результата.
Евгений:
– Можно было избежать сокращения финансирования институтов. Сейчас всех трясет от сокращения штатов. К тому же прекратилось большинство академических проектов и программ, плюс инфляция. В результате нет денег на анализы, расходные материалы, экспедиции и командировки. Как можно работать в такой ситуации?
– Общее состояние федерального бюджета, я думаю, комментировать специально не надо. Все смотрят телевизор, читают средства массовой информации и понимают состояние дел в экономике. Нам удалось при подготовке бюджета в целом в правительстве определить тот, собственно, минимальный уровень изменений, которые коснулись академического сектора. Мы получали разные проектировки в течение прошлого года, и некоторые из них, конечно, были совершенно неприемлемыми. Но в конечном итоге получился бюджет более 80 млрд рублей, что, в общем, примерно соответствует уровням прошлых лет с учётом некоторой оптимизации, которая затронула объёмы финансирования наших научных институтов. Но некоторых социально значимых важных статей, таких как стипендия, эта оптимизация не коснулась. Эти средства как выплачивались в полном объёме, так и будут выплачиваться. Но по изменению так называемого базового финансирования научных организаций некоторые цифры нам пришлось уточнить. Напомню, что в прошлом году при сокращении общего бюджета на 10% мы оптимизировали бюджеты институтов всего лишь на 5%. И в этом году, собственно, опять же при общем сокращении примерно на 10%, мы – уменьшили на 5%. То есть в этом смысле мы проводит некоторое демпингование.
При этом мы понимаем, что невозможно второй год подряд отказываться от средств на текущий ремонт, обновление научного оборудования. Поэтому центры коллективного пользования, о которых я сегодня говорил, будут получать дополнительное финансирование. Помимо этого в бюджете предусмотрены средства на повышение заработных плат. И мы ежеквартально, как было и в прошлом, и в 2014 году, будем передавать дополнительные средства в институты, для того чтобы уровень оплаты труда наших сотрудников повышался.
Есть всё-таки и ещё один важный момент, мы об этом сегодня уже с вами говорили, думаю, что по ходу ответов на вопросы ещё не раз к этому вернёмся. Есть институты исходно разного уровня качества научной деятельности, разного уровня востребованности результатов. Речь идет не о том, что обязательно должен быть коммерческий заказчик. Речь идет о том, что если институт занимается преимущественно вопросами фундаментальных исследований и показывает высокие научные результаты, то у такого института не возникает проблем с дополнительными грантами, это очевидно. Есть коллективы, которые совмещают и высокий уровень фундаментальных работ, и очень серьёзный уровень экспериментальных, исследовательских компетенций и возможностей. И в первом, и во втором случае вопросов, которые задает Евгений, не возникает.
При этом нужно учитывать ещё один очень важный факт – Федеральное агентство как государственный орган исполнительной власти к вопросу формирования, утверждения штатного расписания, штатной численности, системы оплаты труда в институте практически не имеет никакого отношения. И это никак не связано с реформой Академии наук. Это связано с реформой государственных учреждений, которая в академическом секторе прошла в 2011 году, когда учреждения Академии наук получили статус государственных бюджетных учреждений и в общем-то должны были получить соответствующие права самостоятельно формировать свою структуру, штат, систему оплаты труда. Но по разным причинам в Академии наук этого не происходило. Фактически мы к этому приступили только с 2014 года. Вопросы по поводу выделения дополнительных ставок и тому подобные даже сегодня иногда продолжают поступать. Хотя это полностью находится на уровне самого коллектива, и люди должны самостоятельно определиться, сколько необходимо сотрудников, какого уровня должны быть сотрудники для выполнения тех задач, которые организация перед собой ставит. Часть задач – это наши государственные задания, другая часть – это различные гранты, третья – это хоздоговорная тематика. Регулировать это с уровня Федерального агентства нецелесообразно.
При этом мы понимаем, что то же самое научное оборудование использовалось не всегда, что называется, с полной отдачей в силу разных причин. Например, флот – я сегодня уже комментировал, и, к сожалению, это не единичный пример, когда оборудования было закуплено достаточно много. Иногда это оборудование дублировалось в организациях, работающих по соседству. А средств, соответственно, на расходные материалы не находилось. Вопрос, зачем покупать дублирующее оборудование, когда нечем его загрузить? Поэтому та работа, которую мы проводили в прошлом году, как раз была связана, во-первых, с выявлением этого оборудования; во-вторых, с оценкой его востребованности фактической, насколько есть интерес к нему; и с вопросом дублирования. Дальше мы должны эту работу продолжить, уже вместе с Министерством образования, имея в виду анализ сети такого же оборудования в университетах. Потому что часто на одной территории есть сильные научные коллективы, ведущие университеты, и нужно просто состыковать программы развития, чтобы мы, условно говоря, в одном районе не создавали два одинаковых по наполнению приборных парка. Понятно, что это оборудование высокого класса, степень его востребованности должна быть соответствующей. И тратить деньги из одного источника на то, чтобы два раза купить одно и то же, не совсем рационально. Необходимо правильно настроить взаимодействие между наличием такого оборудования и наличием расходных материалов, чтобы оно действительно работало. Этому мы будем сейчас уделять особое внимание.
Сергей (Институт океанологии):
– Поясните, пожалуйста, подробнее, как будет происходить реформа управления научным флотом. Спасибо.
– По научному флоту мы уже первые решения приняли. В прошедшем году было несколько достаточно напряженных ситуаций. Все они являлись фактически следствием работы той системы, которая существовала последние 20 лет, когда в Академии наук флотом занимались, в силу разных причин, по остаточному принципу. Бюджета, который выделялся, хватало в среднем примерно на 25–30 суток в расчёте на один корабль. То есть примерно 10% от всего возможного ресурса. Мы в процессе подготовки бюджета нашли поддержку в правительстве, получили дополнительно 700 млн руб. для того, чтобы научный флот работал более системно. Создали совет по гидросфере Земли, этот совет возглавляет член Российской академии наук, и состоит он преимущественно из ученых. Проведена инвентаризация всего научно-исследовательского флота, оценено его состояние, оценена возможность проведения экспедиций в 2016 году. И флот сейчас будет консолидирован на балансе двух организаций, которые умеют профессионально управлять непосредственно научно-исследовательскими судами. И им же, собственно, доводится бюджет, связанный именно с эксплуатацией этого флота. Но доступ к работе на этих кораблях получат не только сотрудники этих научных организаций, у них не будет такого преимущественного права выбора. Собраны заявки от всех коллективов, которым в рамках своих научно-исследовательских планов необходимо работать на морских экспедициях. Составлена программа этих экспедиций. И думаю, что в 2016 году она будет четко выполняться. Дальше будем это направление развивать.
Подобным образом будем работать и в других направлениях – думаю, что уже на этой неделе состоится первое заседание и обсуждение инфраструктуры, связанной с суперкомпьютерными мощностями, с возможностями проводить вычисления, хранить данные, обеспечивать высокоскоростной доступ и так далее. Это задача ближайших нескольких недель.
Мамед:
– Г-н Котюков! Понимаете ли вы теперь, что в России наука загибается? И причина этого – вовсе не сами учёные, а вопиющее недофинансирование по всем линиям: зарплата, стипендии аспирантам, затраты на оборудование, капитальное строительство и ремонт. Понимаете ли вы теперь, что без многократного увеличения финансирования вы ничего в этой системе не решите? И сможете ли вы это сказать вашим начальникам, чтобы добиться того, о чем раньше говорили и м.н.с., и академик? А если нет, то зачем сменили мыло на шило? Только поток бумажек увеличили в разы.
Любовь:
– Будете ли вы бороться с формализацией и бюрократизацией науки в России?
Учёный:
– Почему же вам в ФАНО требуется от учёных столько бумаг?!
– Знаем эти вопросы. Есть нам здесь что совершенствовать. Но, поверьте, все не так однозначно, как кажется.
С одной стороны, в академии вопрос управления имущественным комплексом был на уровне, скажем так, даже ниже среднего. Из того имущественного комплекса, который нам достался, только 30% было зарегистрировано. Часть вообще не стояла нигде на учёте. Соответственно, и документов никто не запрашивал и не собирал. Поэтому и документооборота никакого не было. То, что этот вопрос не решался, приводило к тому, что академия не могла обосновать дополнительное финансирование. Мы два года подряд смогли дополнительно направить в институты по 15 млрд руб. А вот не имея отстроенной системы сбора информации и обоснования на этой базе бюджетных заявок, мы бы также не могли эти деньги получить. Поэтому к вопросу – надо или не надо? – это надо было делать. Это надо было сделать для обеспечения сохранности государственного имущества. Это надо было сделать для обеспечения законности использования, распоряжения этим имуществом. Это надо было сделать для того, чтобы получить дополнительные средства и привести в порядок имущество.
Конечно, наверняка есть вопросы, связанные с тем, что от каких-то запросов можно и отказаться, какие-то можно перевести в электронную форму. Могу сказать, что с этого года мы участвуем в пилотном проекте с Федеральным казначейством, который подразумевает перевод подписания соглашений на предоставление финансирования в электронную форму. Директора всех наших организаций получили электронные подписи, электронные ключи к системе. И сегодня срок подписания соглашения у нас – целевой есть индикатор – должен составлять примерно два-три дня. Хотя на практике прошлых лет, учитывая расстояния и географию, пересылку почтой и так далее, это затягивалось на недели. Помимо этого у нас принят план информатизации, соответственно, мы его реализуем, с тем чтобы минимизировать избыточный документооборот.
Вторая очень важная составляющая этой проблемы – принцип двух ключей, который был инициирован Академией наук, был в итоге оформлен соответствующим распоряжением правительства, предполагает, что мы должны очень тесно с Академией наук взаимодействовать для того, чтобы запросы, которые идут в институты, были бы по возможности синхронизированы. Мы подготовили соответствующие регламенты, подписали их с Владимиром Евгеньевичем Фортовым. Теперь задача состоит в том, чтобы эти регламенты выполнялись. Чтобы те запросы, которые идут от нас, от Академии наук, соответствовали тем принципам и тем правилам, о которых мы договорились. Потому что, если кто-то начинает инициировать запрос на эту тему, не обращая внимания на достигнутые договоренности, конечно, это приводит к тому, что дополнительно нагружаются институты.
Вторая очень важная составляющая этой проблемы – принцип двух ключей, который был инициирован Академией наук и оформлен соответствующим распоряжением правительства. Он предполагает, что мы должны очень тесно с Академией наук взаимодействовать, для того чтобы запросы, которые идут в институты, были бы по возможности синхронизированы. Мы подготовили соответствующие регламенты, подписали их с Владимиром Евгеньевичем Фортовым. Теперь задача состоит в том, чтобы эти регламенты выполнялись. Чтобы те запросы, которые идут от нас, от Академии наук, соответствовали тем принципам и тем правилам, о которых мы договорились. Потому что, если кто-то начинает инициировать запрос на какую-то тему, не обращая внимания на достигнутые договоренности, конечно, это приводит к тому, что дополнительно нагружаются институты.
И ещё один важный момент: директора тех научных центров, тех институтов, которые эффективно работают, мне много раз говорили, что у них не существует проблемы, когда научных сотрудников нагружают вопросами делопроизводства. Проще говоря, они эти документы зачастую вообще не видят. Это все берёт на себя административно-управленческий аппарат института. Другое дело, что если мы говорим про институт, где система управления далека от оптимальной и все занимаются всем на свете, а в итоге не занимаются ничем эффективно, то наверняка такие проблемы есть. В общем, в разных организациях ситуация тоже разная.
Вячеслав:
– Как много из упомянутых ВВП на совете по науке 150 лидеров относятся к ФАНО? И что вы предполагаете делать с теми, кто не вошел в 150?
Влад:
– Объясните, как ФАНО собирается выявлять и оценивать деятельность научных сотрудников (а не организаций), работающих на мировом уровне во всех институтах, принадлежащих ФАНО. Старое руководство институтов не всегда объективно справляется с такой оценкой, всячески отвергает объективные наукометрические показатели, принятые во всем цивилизованном мире. Принцип распределения крайне простой: ты хороший ученый, но ты мне не нравишься. Нужны единые для всей организации (ФАНО) критерии, чтобы сотрудники не зависели от руководителей-самодуров. Когда реформа наконец дойдет до научных сотрудников? Без этого все усилия по реформированию российской науки канут в Лету. С.н.с.
Николай:
– Михаил Михайлович, здравствуйте! Когда ФАНО планирует завершить оценку эффективности работы академических институтов и какое отношение к этому имеют так называемые «150 ведущих научных организаций»? Где и когда можно ознакомиться с этим списком? Заранее спасибо за ответ!
Сергей:
– Выступая на третьей конференции научных работников в мае 2015 года, Алексей Медведев сказал, что институты РАН производят 60% российских публикаций, получая 10% финансирования, выделяемого на науку в России. Получается, что институты РАН в среднем работают в несколько раз эффективнее других получателей бюджетных средств. Насколько актуальны эти цифры на данный момент? Пытается ли ФАНО добиться увеличения суммарного финансирования подведомственных ей организаций за счет перераспределения выделенных на науку средств в соответствии с эффективностью их расходования? Речь идёт о перераспределении финансирования на уровне бюджета РФ, а не внутри ФАНО.
– Первое. Система оценки нормативно полностью сформирована и утверждена. Есть соответствующие базовые документы правительства, есть нормативные документы Министерства образования и науки, и, собственно, есть наш ведомственный приказ. Определены показатели, по которым будет происходить оценка. Сейчас проводится работа по заполнению исходных данных. Эти данные необходимо, скажем так, выверять, чтобы они были достоверными.
Существует проблема. Мы посмотрели то, что в пилотном варианте заполняли наши организации в прошлом году. Мягко говоря, некоторые данные вызывают серьезные вопросы относительно их правдоподобия. Поэтому сейчас мы будем собирать цифры 2015 года, выверять данные за прошлые периоды, и думаю, что в четвертом квартале 2016 года практическая работа по проведению непосредственно оценки уже будет начата и проведена. Это не имеет никакого прямого отношения к цифре 150.
Соответственно, система оценки предполагает, что примерно по 40 референтным группам будут определены четыре категории. Каждый научный институт сможет самостоятельно выбрать ту референтную группу и ту категорию, в которую он будет подавать свои данные. Можно участвовать в нескольких таких группах, для институтов, которые работают по нескольким научным направлениям, это абсолютно оправданная позиция. Далее уже экспертная комиссия в каждой референтной группе будет оценивать уровень той или иной организации по трём категориям: организации-лидеры, организации, что называется, среднего уровня и организации третьей категории, по которым необходимо будет принимать дальнейшие организационные и, возможно, управленческие решения. В 2016 году это будет все переведено в практическую плоскость.
Роман Михайлович Качалов:
– Сформулируйте, пожалуйста, два-три главных показателя эффективности научных организаций гуманитарного профиля. В каких единицах предполагается их измерение?
– Я не хотел бы сейчас из 40 показателей выбирать два-три. В каждой референтной группе набор показателей из этого общего списка может быть свой. То есть нет необходимости каждый институт оценивать по 40 показателям. Каждый выберет свои критические. Поэтому для гуманитарных направлений это будут одни показатели, для естественно-научных – другие.
Дискуссию по поводу гуманитарных наук мы проводили не раз. Даже в тех вопросах, которые сегодня поступали (я смотрел перед началом нашего интервью), есть разные точки зрения. Кто-то говорит про то, что необходимо учитывать только публикационные показатели, кто-то, наоборот, говорит, что это не является оптимальной моделью. Эти разговоры, эти обсуждения мы вели два года. Поэтому и перечень показателей, который утвержден, учитывает и публикационную активность, и инновационные показатели, и массу других важных направлений по оценке эффективности научных организаций.
Будем работать в практическом плане. Думаю, что к концу года сможем уже обсуждать какие-то результаты этой оценки.
Мария:
– Каким образом вы планируете привлекать молодёжь в институты РАН, если складывается такая ситуация: стипендия – ниже прожиточного минимума в Москве (2–6 тыс. руб.), ставок для аспирантов в институтах почти нет (выдают по 0,2–0,5 м.н.с. – и то не всем), а цена на общежитие непомерно велика (около 8 тыс. руб. в месяц за койко-место). После защиты перспектива тоже нерадужная: ставки низкие (м.н.с. – 15 тыс.), как и размеры стимулирующих надбавок (за хорошие зарубежные статьи и конференции аспирант получает 10–15 тыс. руб.) в месяц. Или планируется убрать всю науку и молодых специалистов из РАН и оставить её на плечах научно-образовательных организаций типа МФТИ, МИФИ, МГУ?
Выпускница МФТИ, м.н.с. ГНЦ РФ – ИМБП РАН, Мария Максимова
Диманштейн:
– Прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию с общежитиями, они же – «гостиницы» (подчеркиваю, в кавычках!). 85% из оплаты за проживание в общежитие, которые раньше оплачивались из госбюджета, теперь легли на плечи аспирантов. В итоге аспирант, назовем условно Иванов, получающий стипендию 2782 руб. 10 коп. (гуманитарий), будет вынужден, если брать минимальные расценки, платить 7650 руб. (до Нового года Иванов платил 1377 руб.). Таким образом, бюджетное обучение в аспирантуре становится номинальным, пустым ярлыком или звуком, потому что Иванов будет вынужден платить за место в общежитие сумму, гораздо большую чем его стипендия. Планируется ли какая-то поддержка аспирантов? Может, повышение стипендии? Элементарно трудоустройство в институте на должность м.н.с., ведь многим аспирантам и это представляется роскошью. Ответьте, пожалуйста, на этот вопрос.
Дмитрий:
– Для аспирантов РАН сложилась такая система, что у них нет общежития и они живут в гостинице, которая лет десять назад таки считалась общежитием. С 1 января 2016 года плата за проживание в гостиницах ДАС-1 и ДАС-2 для аспирантов возросла более чем в шесть раз. Нельзя ли вернуть льготу аспирантам или выделять материальную помощь, покрывающую оплату общежития? В настоящее время у большинства аспирантов плата за гостиницу равна или чуть меньше их ежемесячных доходов.
– Вопрос мне известен. Мы его изучали в течение всего четвёртого квартала прошлого года. Соответственно, что происходило раньше. В Академии наук было утверждено некое распределение, или бронирование, мест в общежитиях. Могу сказать, что по тем данным, которыми мы располагаем, было забронировано 810 мест. По факту в них проживали 467 человек. То есть, видно, часть мест просто стояли в брони и никак не использовались. Теперь о плате, которая была установлена. Она абсолютно не соответствовала никаким экономическим показателям затрат на содержание. И при этом никаких внешних источников для покрытия этой разницы не выделялось. В результате предприятие накопило серьёзные долги, и ситуация стала близка к критической. Потому что кредиторы могли в любой момент подать требование о взыскании. Естественно, что было бы дальше с жильем в центре Москвы, остается только предполагать. Это первая часть вопроса. Ряд ваших читателей в своих вопросах высказывают мнение, то Академия наук выделяла деньги из бюджета на оплату проживания в общежитиях. Это не так. Нет правовых оснований выделять деньги для компенсации расходов по найму жилых помещений. Поэтому деньги не выделялись. И долги, и убытки, в общем, копились.
Далее, что является принципиально важным в этой ситуации. Места, или комнаты, в домах аспирантов-стажёров были распределены не между аспирантами, а между научными институтами. И возмещение расходов производилось, первично за счёт институтов. Дальше, скорее всего, конечно, сотрудники что-то доплачивали. Но вот я разговаривал с директорами наших крупных научных центров, которые являются основными потребителями, или держателями, этих мест. В общем, в институтах, как правило, находились собственные внутренние источники для того, чтобы эту плату обеспечивать. И снова к вопросу про низкую стипендию, про низкую зарплату, это опять же не касается эффективно работающих научных организаций. Я много раз эти вопросы обсуждал. В хороших институтах если аспирант демонстрирует серьёзный интерес к науке, там он и более социально защищен. И помимо того что он является аспирантом, он обязательно участвует непосредственно в научной деятельности, получая за это соответствующее вознаграждение. И это вознаграждение существенно превышает те аспирантские стипендии, которые назначаются. Поэтому эта проблема отчасти искусственно нагнетается. Нам об этом говорили и сами молодые учёные.
В любом случае, могу сказать, что у нас есть общее понимание, что нужно наводить порядок в общежитиях. Потому что вот эта ситуация, когда тарифы или размер возмещения был установлен и никак не соответствовал экономической составляющей, вынуждала, судя по всему, использовать часть этого жилого фонда на каких-то иных принципах. Для нас это неприемлемо. Поэтому мы сейчас наводим порядок с возмещением затрат, и одновременно с этим у нас есть чёткий план действий, как навести порядок непосредственно в самих домах аспирантов и стажеров. И это два взаимосвязанных процесса. Будем в течение года этим вопросом предметно заниматься. В каждом конкретном случае, с каждой организацией, где большое количество аспирантов и требуются серьёзные средства для компенсации расходов, будем разбираться индивидуально.
Надежда:
– Учёба в очной аспирантуре не входит в трудовой стаж, хотя в свое время трудовые книжки обязаны были быть в очной аспирантуре и нигде официально работать было нельзя, только неофициально. А эти три года сейчас в стаж не входят. Это несправедливо.
Алексей:
– Сейчас в институтах, подведомственным ФАНО, практически уничтожена аспирантура введением новых правил. Это несмотря на то, что аспирантура в РАН существовала сотни лет (или более) и была очень продуктивным средством обучения. Почему сложилась такая ситуация, зачем понадобилось уничтожать аспирантуру новыми нормативами? Что предпринимает ФАНО для исправления ситуацией с аспирантурой?
Владимир:
– 1. Какова ситуация с подпиской на зарубежные научные журналы для институтов РАН? Что-то делается, чтобы это организовать? Уже больше месяца эти журналы (например, журналы APS) недоступны. Такого не было даже в 90-е годы!
– 2. После принятия нового закона «об образовании» аспирантура в большинстве институтов РАН обречена на уничтожение через 1–2 года. Чтобы этого не произошло, срочно требуются либо кардинальное изменения закона, либо отдельный закон об «исследовательской аспирантуре». Делает что-нибудь ФАНО с этой целью? Может ли ФАНО выступить с такой законодательной инициативой или хотя бы обратиться в правительство?
– Были серьёзные опасения, когда мы начинали работать. Потому что перевод аспирантуры в образовательную деятельность, с соблюдением всех требований, связанных с организацией учебного процесса, является для многих научных коллективов достаточно трудновыполнимой и не всегда обоснованной задачей. Чего нам удалось добиться.
Первое, было понимание Министерства образования и науки, как органа, регулирующего правовые основы этой сферы, в том, что эффективность аспирантуры в научных организациях достаточно высока, я об этом уже говорил. И в этом смысле необходимо сохранить аспирантуру в научных институтах и оказать дополнительную поддержку. В результате, в первый же год нашей работы мы смогли увеличить контрольные цифры приёма примерно на 30%. И эти цифры в количественном выражении нам удается удерживать третий год подряд. При том, что происходит ежегодно общее сокращение количества так называемых контрольных цифр приема в аспирантуру в целом по Российской Федерации. Но общее количество аспирантов в наших организациях сохраняется, соответственно, и общая доля в общей аспирантуре увеличивается. Мы смогли – при поддержке Министерства образования и науки, Рособрнадзора – фактически обеспечить сохранение аспирантуры во всех научных институтах. И более того, даже увеличить это количество. Есть и ещё несколько направлений. Первое. Крупные научные институты, где традиционно большое количество аспирантов, сегодня совершенно обоснованно, на наш взгляд, ставят вопрос о целесообразности открытия программы магистратуры. И мы такие инициативы будем поддерживать. Соответственно, в этих организациях, мы понимаем, что магистратура – это точно образовательная деятельность, и тут никаких изъятий быть не может, вся инфраструктура должна быть создана. Это не вызывает вопросов. С другой стороны, в компактных коллективах, где количество аспирантов единичное, необходимо продумать какой-то дополнительный уровень требований. Он может быть, с одной стороны, связан с более существенными показателями качества, контроля на входе, качества научного руководства и требований к защите работы. Но с другой стороны, в обмен на это повышенное качество мы предлагаем снизить избыточную регламентацию этой работы, связанную с общей организацией процесса. В общем, по этим направлениям будем в этом году двигаться. Сейчас ключевая задача заключается в том, чтобы все наши организации, где есть аспиранты, завершили до начала весеннего призыва все необходимые бюрократические процедуры. Было соответствующее совещание в Министерстве образования, в Рособрнадзоре, чтобы в организационном плане была оказана максимальная поддержка и содействие. Соответственно, это сейчас является одной из ключевых текущих задач, будем ей активно заниматься – и уже занимаемся.
Игорь:
– Уважаемый Михаил Михайлович! С начала 2016 года у подведомственных ФАНО институтов отсутствует подписка на журналы American Physical Society (журналы Physical Review Letters, Physical Review A, B и др.). Для институтов физического профиля это основные журналы. В них публикуются результаты всех передовых исследований по физике в мире. Без доступа к этим журналам нормальная работа невозможна. Цена вопроса – около $8 тыс. в год для одного института. Что делает ФАНО для возобновления подписки и когда она будет возобновлена?
Игорь Сергеевич Бурмистров, д.ф.-м.н., старший научный сотрудник ИТФ им. Л.Д. Ландау РАН
– Это очень непростой вопрос. Процесс подписки устроен достаточно сложно: с точки зрения как источников финансирования, так и взаимодействия с организациями, предоставляющими доступ. В прошлом году было совещание в правительстве Российской Федерации. Было поручено эту систему некоторым образом гармонизировать. Потому что, с одной стороны, у Министерства образования и науки есть деньги и обеспечивается уровень национальной подписки. С другой стороны, ряд научных фондов дополнительно поддерживали эти программы. И зачастую это было не очень синхронизировано. Соответственно, думаю, что в течение февраля этот вопрос должен быть окончательно обсужден и определены степень и уровень поддержки – за счёт каких источников обеспечивается доступ к базам данных и к первоисточникам. Я думаю, что это надо будет дополнительно разъяснить, когда все решения будут приняты.
Вадим Заскульников:
– В чём разница нано-, инфо-, био-... тематики в России и за рубежом?
– Как вы относитесь к деятельности М. Ковальчука и вообще к нано-, инфо-, био-, социокогнитивным идеям?
– Мы в День российской науки подписали соглашение о взаимодействии с Курчатовским центром. Для нас оно является важным с точки зрения обеспечения доступа наших сотрудников к научно-исследовательской инфраструктуре. Курчатовский центр в последние годы имеет серьезную программу развития. Она обеспечена различными источниками финансирования: и бюджетными, и внебюджетными. Создается инновационное научное оборудование. И принципиально важно, чтобы наши учёные могли на этом оборудовании работать. Это первый момент. Более того, скажу, что непосредственно 8 февраля, проходя по лабораториям Курчатовского центра, встречал много наших сотрудников, которые там уже работают.
Второй момент, принципиальный. Необходимо провести координацию нашей работы по тем темам исследований, которые являются важными для Курчатовского центра и для наших организаций. По многим направлениям у нас есть серьёзные перспективы сотрудничества. Это и ядерная физика, и разработки по биотехнологиям. Есть конкретный пример, я об этом говорил – Курчатовский центр ведет работы по созданию различных лекарственных средств. И эта деятельность невозможна без проведения доклинических и клинических исследований. Соответственно, у нас в системе есть организации, которые имеют, помимо научных подразделений и соответствующих квалификаций, еще и серьёзные клинические мощности – они и могут быть задействованы как раз для проведения такой совместной работы.
Галина Игоревна Юрченко:
– Здравствуйте, Михаил Михайлович! Мой вопрос об отсутствии финансирования с 1 января 2015 года по линии ФАНО поликлиники ТНЦ СО РАН (г. Томск). Деятельность поликлиники в томском академгородке фактически парализована: в муниципалитет поликлиника не передается, а финансирование по линии ФАНО прекращено. Идёт массовое увольнение высококлассных специалистов со стажем работы в поликлинике академгородка более 25 лет, т.к. их зарплаты были снижены до 6 тыс. руб., огромные очереди, попасть на приём к узкому специалисту либо невозможно вообще, либо нужно ждать более месяца. Коллектив стоматологии, очень сильный, которому пациенты доверяли, уволился полностью. Ни один из рентгеновских аппаратов не работает, как и флюорограф, денег на ремонт нет, пациенты вынуждены делать снимки в других поликлиниках за свой счёт! На современном оборудовании, приобретенном ещё на деньги РАН, некому работать: очереди на УЗИ фантастические, лаборатория вообще закрыта, все клинические анализы, включая анализ мочи, отправляются в город. И это вы называете полезным реформированием системы РАН?! Явное и значительное ухудшение условий жизни и охраны здоровья 8 тыс. жителей академгородка и 2 тыс. сотрудников ТНЦ...
Людмила Витальевна Смирнова:
– Здравствуйте, Михаил Михайлович! Я участвовала во всех совещаниях с руководителями, которые вы проводили в Новосибирске. Отлично помню все ваши рассуждения, комментарии, оценки и предложения. В качестве ваших ключевых высказываний выделяю два: а) при решении сложных (спорных) структурных вопросов нужно в каждом случае разбираться отдельно и принимать индивидуальное решение; б) чтобы сохранить учреждение, оно должно быть востребованным. Дом учёных Томского научного центра СО РАН чрезвычайно востребован научным сообществом и вот уже 30 лет работает в интересах науки и развития межкорпоративных связей. Однако в 2016 году Дому учёных ТНЦ СО РАН объём средств на выполнение государственного задания снижен настолько, что не хватит даже на зарплату. Штат учреждения малочислен, сокращения невозможны. Нагрузка на внебюджет колоссальная (коммуналка, связь, пожарная сигнализация и пр.). Убедительно прошу вас разобраться в нашем случае отдельно и поддержать учреждение, работающее профессионально, интенсивно и эффективно.
– Отвечу отдельно по дому учёных, отдельно – по поликлинике.
Поликлиника. За счёт средств федерального бюджета финансировать поликлиники невозможно. Это норма, которая принята на уровне федерального закона, она никак не связана с реформой академического сектора. Все поликлиники должны быть участниками программы обязательного медицинского страхования и получать средства из фонда ОМС по количеству прикрепленных пациентов. Проблема поликлиник практически во всех наших академгородках состоит в том, что их мощности существенно превышают нормативные показатели для системы обязательного медицинского страхования. И в прошлом году основные наши усилия были направлены на то, чтобы в этой системе найти разумный баланс. Могу сказать, что практически во всех регионах мы нашли поддержку и понимание губернаторов. И фактически в наши медицинские организации были дополнительно прикреплены жители городов, где расположены наши центры. Таким образом, бюджеты были определенным образом сбалансированы. Есть несколько отдельных моментов, которые необходимо доработать в этой ситуации. Но в целом говорить о том, что финансирование из федерального бюджета на содержание поликлиник будет каким-то образом поступать, невозможно в силу требований закона. Поэтому там, где остались вопросы, в этом году процесс будет завершён. И, соответственно, дальше система будет функционировать, я думаю, достаточно устойчиво. Это по поликлиникам и медицинскому обслуживанию.
Далее, по домам учёных. Никакого избыточного сокращения здесь не проводилось. Все действия были предприняты в рамках общих подходов к формированию бюджета. Есть один принципиально важный момент: те средства, которые мы сейчас в соглашениях передали в организации, нужно сравнивать не с цифрами, которые были в декабре 2015 года, а с цифрами, которые были в январе 2015 года. Потому что в течение года, я уже говорил, выделяются дополнительные средства по различным направлениям. Это было в прошлом году, это будет и в этом году. Поэтому финансирование будет увеличиваться каждый квартал, с учётом тех показателей, которые есть сегодня в федеральном бюджете, с учётом тех задач, которые отражены в каждой организации, в рамках собственной «дорожной карты». Поэтому будем непосредственно этим вопросом заниматься. В Томске буду в ближайшее время в командировке, и предметно ещё раз по всем организациям проведем это обсуждение и, соответственно, выйдем на какие-то окончательные решения.
Александр:
– Михаил Михайлович, скажите, только честно: можете ли вы, перекрестившись перед иконой Христа, сказать: «Моя деятельность, как и деятельность возглавляемого мной агентства, приведёт к восстановлению российской наукой во многом утраченных ею позиций, профессия российского учёного станет одной из самых престижных в стране, а сами учёные будут обеспечены всем необходимым для научной деятельности, как их зарубежные коллеги, и будут получать достойную их квалификации зарплату»?
– Здесь можно с уверенностью сказать только одно. Задачи такого масштаба могут быть решены только объединением усилий научного сообщества и органов государственной власти. И когда мы будем работать совместно и осознанно, будут все основания полагать, что мы этой цели достигнем. Я ещё раз повторюсь, что объём государственного финансирования науки в России находится на уровне развитых стран, по доле в валовом продукте мы занимаем примерно 5–7-ю позицию.
Другое дело – востребованность разработок и участие бизнеса в финансировании науки. Здесь есть серьёзные вопросы. И их необходимо решать. Научные институты фактически тратят средства федерального бюджета и налогоплательщиков. Мы всегда должны отдавать себе отчёт в том, что должен быть обеспечен конечный результат. Ошибочно полагать, что государство будет всегда финансировать текущую деятельность процесса. Должен быть результат. Должны быть новые знания, новые открытия, должна быть возможность для практического внедрения научных результатов. И тогда действительно, общий уровень будет обеспечиваться. В общем, при стечении всех этих обстоятельств, всё это будет. И я ещё раз повторюсь, что у нас уже сегодня есть конкретные примеры такой организации работы.
Уже сегодня есть коллективы, которые все это имеют – не как будущие цели, а как текущий уровень своего состояния, своей системы управления и взаимодействия. Этот положительный опыт необходимо тиражировать. Это, конечно, в меньшей степени Москва и Петербург и в большей степени регионы – Урал, Сибирь. Изначально создание институтов в регионах шло по принципу необходимости взаимодействия по ключевым направлениям с промышленными предприятиями, расположенными там же. В Сибири это известный треугольник Лаврентьева, где так или иначе тематика исследований, сами направления работ были увязаны с необходимостью поддержки научного обеспечения ключевых отраслей экономики. И эти кооперационные связи в большинстве случаев сохраняются и даже развиваются. Вот это является позитивным опытом. В Москве есть институты, которые занимаются сугубо фундаментальными исследованиями. Но благодаря высокому качеству организации они имеют постоянную грантовую поддержку, и уровень заработных плат также соответствует всем необходимым расчётным показателям. Как говорят иногда в академии, такие институты – элитного уровня. Не в плане отдельного бюджетирования, а в плане организации деятельности и конечного результата. Задача в том, чтобы на эти ориентиры равнялись все остальные и старались им соответствовать, разрабатывая собственные планы повышения своей эффективности. Не за вывеску на фасаде должна выплачиваться зарплата, а за фактический вклад в развитие научной деятельности и научные результаты.
Газета.Ru:
– Спасибо вам большое. Традиционно – пожелания читателям «Газеты.Ру»?
– Спасибо вам. Спасибо читателям за те вопросы, которые были озвучены. К сожалению, я понимаю, что мы ответили не на все, хотя старались группировать. Точно были какие-то точечные вопросы – мы на них сможем индивидуально ответить. А ещё лучше – принять конкретные решения, чтобы эти ответы были даны самой текущей деятельностью, самой жизнью. Хочу пожелать читателям продолжать следить за деятельностью академических институтов, активно участвовать в их развитии, задавая вопросы, в том числе, через «Газету.Ru». Мы готовы ещё приезжать, общаться. Мы рассчитываем на то, что вы будете сохранять этот уровень внимания к нашей работе и в дальнейшем непосредственно помогать нам там, где это необходимо: дополнительно общаться с научным сообществом, просто с гражданами Российской Федерации, разъясняя суть нашей деятельности. Тем читателям, которые работают в науке, хочу пожелать никогда не останавливаться на достигнутом. Наука – это одна из немногих сфер, которая предполагает постоянную постановку амбициозных задач, взгляд за линию горизонта и проведение активной работы. Поэтому удачи в этой работе и больших успехов!
Газета.Ru:
– Спасибо большое.
– Спасибо вам. Всего хорошего.
Сергей Владимирович Белоцкий
В этот раз браконьеры ушли
Инспекторы сопровождают задержанную лодку на кордон
А.В. Сидоров и С.Н. Саченко перед заброской на кордон о. Фуругельма
Инспекторы С.В. Белоцкий и С.В. Копылов ремонтируют лодочный мотор. Кордон б. Пемзовая
Собака Чара встречает инспекторов, вернувшихся с патрулирования
Кот Кеша патрулирует окрестности кордона в б. Пемзовая. "Санитарный контроль"в действии
Мимо Кеши ни одна мышь не проскочит! 
Участковые инспекторы С.В. Белоцкий и А.В. Тарышкин получили новые лодки 
